МАРГАРИТА КРЫЛОВА

АВТОБИОГРАФИЯ

Автор двух книг стихов. Главный редактор Издательского дома «Культура Подмосковья». Член СП России.

БЕРЕЗКЕ

Плащ накинут нежно-розовый,
Ветер в локонах звенит.
Снова на свиданьи с грозами
Тянешь руки ты в зенит.
Словно тушью прорисованы
По эмали голубой,
Ветви, солнцем зацелованы,
Тихо стонут надо мной.
Научусь твоей повадке я.
Снова в прошлом холода,
Вновь под кожей соки сладкие.
Грустно, что не навсегда.


* * *

Ни ветреностью слов, ни звуками земли
Нас ни разъединить, ни сблизить невозможно.
Как шестерни часов, на чердаке, в пыли,
Так в нас ржавела жизнь, бессмысленно, безбожно.
Но старый часовщик (свихнувшийся, видать,
Иначе для чего он ковырялся в хламе?)
Влез в ржавое нутро, стал что-то починять,
Нимало не спросясь. И вот что сделал с нами.
Тик-так. И тишина. Ты, я и он. И снова –
Ты, я и часовщик. Тик-так. Нас не разъять.
Ни ветреностью слов. Но прозвучало слово.
Он что-то сотворил, а что – забыл сказать.
Ни звуками земли… Ты чувствуешь, как яро
Сквозь циферблат растёт грядущая трава,
Нам отмеряя дни? От каждого удара –
Тик-так – быстрей отсчёт, но длительней слова.
Он выжил из ума. Зачем же все мы живы?
Как сложен механизм: шаг в шаг, щелчок в щелчок.
Как много совершить мы, кажется, могли бы,
Когда бы так легко не поседел висок,
Когда бы стук часов не крал у нас минуты
И каждый раз длинней не становилась ночь.
Но шаркают шаги, смолкая. Скоро утро.
Он запустил часы, он нам хотел помочь.
Нас ни разъединить, ни сблизить – отчего же?
Есть мы, но где-то, где – уже не различить.
Уходит часовщик. Ушёл. Теперь несложно
Здесь, изнутри, самим часы остановить.
Мы соединены как шестерни друг с другом
И каждый сопряжён с другими – в чём тут зло?
Часы рождают ложь. Поскольку бег по кругу
Придумал часовщик. Пора разбить стекло.
Есть ветер и земля и молодые травы
И сломанный сучок, примявший первоцвет.
Послушай! У тебя есть право быть неправым.
А ходики идут. Тик-так. Тук-тук. Да-нет.


КАЧЕЛИ

Чтобы сделать качели, нужно
Вырвать доску в соседском заборе,
Взять гвоздей, молоток, верёвку
И скрепить всё как можно туже.
Труд окончен. Здесь важно было
Верно выбрать, на что их вешать.
Две железных трубы. Лопата.
Поперечину приварили.
У меня есть теперь качели.
Но доска – гнилой оказалась.
Заменили. Но стёрлась верёвка.
Разве этого мы хотели?..
Гвозди, проволока, опоры,
Вечный скрип проржавевших петель.
Мы грызёмся, кому чинить их,
Много злее собачьей своры.
Тополя рассорили белым.
Пух летит как, казалось, можем,
До того, как украли доску,
До того, как мы занялись делом.
Пух летит… Может быть, когда-то
Я позволю себе бесчинство:
Без качелей, крыла, без зова –
Вдруг взлечу. За отдельную плату.
Так, как пух. А пока… Качели.
А ещё можно выстроить лодку.
Парники. Вышить шторы, что ли…
…Пух несёт без малейшей цели…


* * *

Опять мучительно молчу,
В руках сжимая чашку чаю;
На дерзости не отвечаю –
Зачем же слушать их хочу,
Не слушаясь? Из пальцев ваших
Срываюсь в тёмный кипяток,
Как кубик сахара. Глоток...
Но брезжит утро. Чай вчерашний,
Мне опостылевший, остыл.
Египетские девять казней!
Мне лето мстит, сбивая спесь,
Мерещится – вы снова здесь...
А сон становится бессвязней,
Но жарче, слаще. Это чай
Мне губы сжёг. Ваш чай вчерашний.
Без вас – тоска. Сознаться – страшно.
И на вражду с собой нет сил.
Вы тоже чувствуете жажду?


* * *

1.

И, ангельской блистая красотой,
пройти по пляжу, взоры привлекая,
почувствовать растрёпанной душой,
по острым галькам босиком ступая,
что – хороша, стройна и молода,
и счастье будущее предвкушая жадно,
смеяться вслед ему, едва дыша,
и вздрагивать, и отвечать нескладно.
Ещё разок почувствовать себя
Богиней – озорной, пеннорождённой.
И просто снова ждать от ноября
Хрустальных снов, не веря кошке чёрной.

2.

Верить в чуткость рифмованных строк
И в нечаянность той нашей встречи…
Где исток моей сбивчивой речи,
У твоих расплескавшейся ног?
Где источник моей немоты,
Затихающий в выдохе – Ты…
Примостившись пушистым зверьком
Меж ладоней твоих, засыпаю.
Всё. Что было, во сне забываю.
Сплю без снов. Ни о чём. Ни о ком.