Воспоминания Мозжорина Ю. А. о создании КИК, часть 1

Вернуться к ЦНИИмаш

Перейти ко 2-й части статьи

---

Мозжорин Юрий Александрович
Генерал-лейтенант в отставке, доктор технических наук, профессор, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственной премий СССР. Родился в 1920 году в деревне Орехово Московской области.
В течение 30 лет руководил ЦНИИМАШ.

В этом описании я не хочу давать обобщающей картины начала практического развития отечественной ракетно-космической техники, а приведу только некоторые личные воспоминания, связанные с моей деятельностью, которые в какой-то мере характеризуют этот период времени.

В феврале 1947 года меня отозвали из бригады особого назначения, дислоцировавшейся тогда в г. Зондерсхаузен, в распоряжение отдела кадров Главного артиллерийского управления (ГАУ). Я предполагал, что это явилось результатом моих переговоров в Германии с инженер-полковником Шором Я.Б., заместителем начальника НИИ по научной части, входившим в состав Академии артиллерийских наук, о переводе в эту научную организацию. Однако меня направили старшим инженером в отдел теории полета 4-го Управления ГАУ. Начальником отдела был подполковник Г.А. Тюлин, с которым я работал в 1946 году в Германии, в городе Бляйхероде. Он по своей инициативе и организовал мой перевод. Начальником 4-го Управления ГАУ, занимавшегося тогда заказом ракет дальнего действия, зенитных управляемых ракет и неуправляемых реактивных снарядов, был генерал-майор инженерно-технической службы Андрей Илларионович Соколов, его первым заместителем - инженер-полковник Александр Григорьевич Мрыкин. Отдел теории полета занимался всеми теоретическими вопросами, связанными с разработкой, заказом и эксплуатацией ракетного вооружения. Основными направлениями его деятельности были определение динамики движения ракет дальнего действия, в том числе и зенитных управляемых ракет (ЗУР), расчет таблиц стрельбы, максимальной дальности полета, рассеивания, влияния на полет внешних возмущающих факторов, геодезического, метеорологического обеспечения - с целью установления соответствия разрабатываемых образцов реактивного вооружения тактико-техническим требованиям заказчика. Отдел был небольшой. Вместе со мной, начальником отдела Г.А. Тюлиным, его заместителем инженер-капитаном Невежиным П.Ф. он насчитывал всего шесть человек. В том числе майор Ливартовский В.С., инженер-капитан Новак Л.Б. и капитан Дроздов А.В. При отделе было небольшое расчетное бюро из пяти расчетчиков, возглавляемых очень умной и расторопной расчетчицей С.Г. Миной, прошедшей суровую школу войны. Бюро занималось в основном расчетами траекторий движения ракет дальнего действия, ЗУР и неуправляемых ракетных снарядов и обработкой траекторных, телеметрических измерений. Основным оборудованием были трофейные электрические механические счетные машины "Рейн-металл" и "Мерседес".

В это время отдел вместе с 4-м Управлением участвовал в подготовке перспективного пятилетнего плана фундаментальных научно-исследовательских работ по новой ракетной технике, проект которого был разработан организациями промышленности (в основном НИИ-88) и Академией наук СССР. В перспективный план фундаментальных исследований было включено большое количество научно-исследовательских, проектно-поисковых, опытно-конструкторских работ, охватывающих все возможные направления развития ракет дальнего действия и обеспечивающих его систем и научных исследований. Это были работы по аэродинамике больших скоростей, теплообмену, динамике движения, прочности, устойчивости. Сюда же входили работы по изысканию новых металлических и неметаллических материалов, теплозащитных покрытий, технологии их получения и обработки, исследования возможных топливных пар ракетных двигателей, изучение процессов горения топлива и определение их энергетических и эксплуатационных характеристик.

Рассматривались также вопросы проектирования ракетных двигателей, аппаратуры системы управления, алгоритмы управления полетом, обеспечивающие минимальные ошибки. В плане были предусмотрены работы по созданию различных испытательных стендов, новых оптических, радиотехнических измерительных систем, большого количества измерительных датчиков для определения всевозможных параметров двигателей и ракет в стендовых и летных испытаниях.

К исполнению этой широкой номенклатуры научно-исследовательских работ было привлечено значительное количество отраслевых НИИ, НИИ Академии наук СССР и учебных институтов Высшей школы. По мере расширения объема работ НИИ-88 и входящего в него КБ С.П. Королева расширялся круг задач 4-го Управления ГАУ и нашего отдела теории полета. Все новые предложения и разработки и научно-исследовательские работы, выполняемые конструкторским бюро С.П. Королева и его смежниками, проходили подробное рассмотрение заказчика (4-е Управление ГАУ) и сопровождались всегда обстоятельным заключением с изложением его позиции. В составлении заключений принимал активное участие и наш отдел, выполняя часто головную роль. Необходимо иметь в виду, что решениями правительства к маю 1946 года была создана широкая система организаций и производств, направленных на разработку ракет дальнего действия (РДД) и зенитных управляемых ракет. На базе артиллерийского завода номер 88 был создан головной научно-исследовательский институт по ракетной технике, состоящий из научных и конструкторских отделов и опытного заводя по производству РДД и ЗУР.

Первым директором НИИ-88 был видный организатор артиллерийского производства Герой Соцтруда Л.Р. Гонор. Конструкторских отделов в НИИ-88 было семь. Среди них 3-й отдел по ракетам дальнего действия, руководимый талантливым конструктором, основоположником практической ракетно-космической техники С.П. Королевым. Имелось также три конструкторских отдела по зенитным управляемым ракетам (баллистическим и крылатым) и неуправляемым зенитным ракетным снарядам, а также отдел по ракетным двигателям для ЗУР и другие отделы. Для разработки и производства ракетных двигателей для РДД, систем управления, аппаратуры систем управления, агрегатов наземного оборудования в различных министерствах были созданы специализированные КБ с соответствующими заводами, возглавляемые видными главными конструкторами: В.П. Глушко, В.И. Кузнецовым, М.С. Рязанским, В.П. Барминым и Н.А. Пилюгиным, заложившими основы развития отечественной ракетно-космической техники. На этом общем фоне бурного становления ракетной техники дальнего действия наш отдел осенью 1947 года выполнял малозаметное, но нужное дело. Он практически всем составом, вместе с расчетным бюро принял участие в испытаниях немецких ракет А-4 на Государственном центральном полигоне в Капустином Яре, рассчитывая траектории полета и обрабатывая результаты кинотеодолитных измерений. При этом на полигоне в это время работало практически параллельно два расчетных бюро: от НИИ-88 в спецпоезде № 1 (СП-1) и от заказчика - 4-го Управления ГАУ с усилением его специалистами полигона в спецпоезде № 2 (СП-2). Расчетное бюро разработчиков, как это ни странно, возглавлялось нашим начальником Г.А. Тюлиным, расчетное бюро заказчика - его заместителем П.Ф. Невежиньм. Участие в летных испытаниях и обработке траекторных измерений, а впоследствии и телеметрических, было большой и полезной школой не только для разработчиков, но и для нас - представителей заказчика.

Обработка и анализ результатов измерений, особенно аварийных пусков, позволяли нам вместе с промышленностью определять причины неудач, правильно понимать функционирование всех агрегатов и систем, находить необходимое согласование всех расчетных параметров с действительными и повышать точность и достоверность расчетов летно-технических характеристик ракеты. Начав работать в новой ракетной технике, я все еще испытывал ностальгию по авиации. Было еще сильно желание вернуться в Военно-воздушную академию им. Н.Е. Жуковского и поступить в адъюнктуру. Поэтому в начале 1948 года, договорившись с командованием академии и имея официальный запрос, я обратился с рапортом о переводе меня в академию для поступления в адъюнктуру. Г.А. Тюлин мне отказал. Тогда, набравшись храбрости, я написал рапорт на имя начальника ГАУ Маршала артиллерии Яковлева Н.Д., в котором жаловался, что меня, специалиста-авиационника, используют не по назначению и не отпускают в Военно-воздушную академию для учебы в адъюнктуре. Через неделю меня вызывает Г.А. Тюлин и показывает резолюцию маршала на моем рапорте: "В таких специалистах нуждаемся сами. Учитывая нежелание работать в 4-м Управлении ГАУ, откомандировать в часть!". Мягко улыбаясь, Тюлин продолжал:

- А теперь, друг мой, бери ручку и пиши другую бумагу. В ней укажешь, что рапорт написал в состоянии нервного возбуждения и что согласен работать в 4-м Управлении ГАУ.

- Но ведь резолюция высшего начальства уже имеется, и что это может дать? - спросил я.

- Ты пиши, пиши, дальше - это мое дело. Мы дадим тебе окончить аспирантуру заочно. Пошлем тебя для начала на высшие инженерные курсы при МВТУ им. Н.Э. Баумана с частичным отрывом от производства. Их окончание освободит от сдачи кандидатского минимума. На этом кончилась моя попытка вернуться в авиацию. В дальнейшем я не только не пожалел об этом, но был многократно благодарен судьбе, а вернее Г.А. Тюлину, по подсказке которого по-видимому и была начертана резолюция маршала на рапорте. Это связало мою жизнь с интересной и перспективной техникой.

Постоянные летные испытания ракет Р-1, Р-2 и их модификаций при их отработке и при приеме на вооружение, непрерывные доработки ракет по результатам этих испытаний и доведение их характеристик до соответствия тактико-техническим требованиям, приемка серийных партий по результатам контрольных отстрелов неизмеримо увеличили объем работы нашего отдела. В 1948-1949 годах в отдел пришло новое поколение молодых выпускников из Артиллерийской академии им. Ф.Э. Дзержинского: инженер-майор Ю.И. Воробьев, инженер-капитан А.В. Прохоров, инженер-капитан И.С. Косьминов, инженер-майор И.А. Афонский, инженер-капитан А.А. Максимов. Ушел на повышение начальник отдела Г.А. Тюлин. Он стал зам. начальника НИИ МО по науке. Зам. начальника отдела П.Ф. Невежин перешел в Артиллерийскую академию. Отдел за этот период времени уже приобрел довольно четкие позиции и известный авторитет в определении летно-технических характеристик испытываемых ракет и в анализе аварийных ситуаций.

Руководство отделом после ухода Тюлина и Невежина было доверено мне, имевшему тогда звание инженер-капитана. Следует сказать, что это было сложное время. Ракетная техника только начала развиваться, прошлого опыта не было. Определение летно-технических характеристик ракет при малой статистике и постоянных доработках ракет по результатам испытаний - вещь, как известно, ненадежная. Всегда возможны непредвиденные последствия, которые легко укладываются в рамки недобросовестного подхода и безответственного отношения. Тогда еще властвовал И.В. Сталин, а нашу отрасль курировал лично Л.П. Берия. Поэтому обоснование правильности технических требований, предъявляемых к ракетному оружию и объективной приемке его на вооружение, приобретали особый характер и требовали ответственного подхода. Опыт Великой Отечественной войны и послевоенный период показали, как иногда решались случайные, непроизвольные промахи или неправильное техническое толкование результатов летных испытаний. В качестве таких примеров, лично известных мне, приведу два.

Мой товарищ, инженер-майор А.И. Зайцев, являясь военпредом, рассказывал. В 1941 году после начала войны он принял крупную партию турбореактивных снарядов с жидким наполнением. Отстрел контрольной партии пришелся на сильные морозы. Партия, грубо говоря, завалилась. Больше половины снарядов, потеряв устойчивость, упали на середине дистанции. Была создана специальная комиссия, которая, не найдя подходящих объяснений случившемуся, отобрала из принятой серии 100 снарядов и подвергла их повторной проверке на соответствие техническим условиям. Три снаряда показали небольшое отклонение от технических условий по наполнению. Комиссия вынесла решение: причина - несоответствие принятых снарядов техническим условиям. А.И. Зайцева сразу вызвал к себе в кабинет Маршал Советского Союза Г.И. Кулик, который в то время занимал должность начальника ГАУ. Он с порога в грубой, нецензурной форме начал обвинять его в нарушении условий приемки, приведших к таким серьезным последствиям. Грозил всеми карами, вплоть до расстрела. А.И. Зайцев в конце концов серьезно испугался, но только твердил, что он ничего не нарушал и делал все по инструкции. Наконец, то ли с испугу, то ли от прозрения в критический момент, заявил, что жидкость на морозе застывает, и центр тяжести снаряда смещается к боку. Снаряды поэтому в полете теряют устойчивость, поскольку они стабилизируются вращением. Г.И. Кулик тут же вызвал председателя арткома, доктора технических наук, профессора генерал-майора Сорокина и говорит:

- Этот чудак утверждает, что у снарядов замерзает какой-то центр тяжести и поэтому они не могут летать правильно!

Конечно, эта мысль была высказана в более грубой и красочной форме, считавшейся тогда признаком хорошего командирского языка. Профессор от изумления даже охнул:

- А ведь это абсолютно верно. Просто, как "колумбово яйцо". Как не додумались до этого раньше!

Тут маршал перенес гнев на ученых, которые спят и не ведают, что этого парня после внушения он из кабинета должен был отправить на расстрел. В приемной уже сидит вызванный конвой.

- Я только после выхода из кабинета почувствовал настоящий страх, увидев конвой,- говорил А.И. Зайцев.

Другой пример. Ныне покойный генерал-лейтенант Н.Н. Юрышев рассказывал мне про себя. Он работал в 1942 году ракетным инженером и принимал установки знаменитых "катюш". Их производство приостановилось, так как не было необходимой бронзы для червячных пар механизма подъема направляющих. Долго судили, долго рядили: как быть. Все инженерные силы завода с участием обкома были привлечены к решению этой задачи. Решили проверить: нельзя ли заменить бронзу черным чугуном. Изготовили, испытали - все хорошо. Тогда приняли, и высочайшим решением обкома закрепили эту замену. План по изготовлению пошел. А через месяц Н.Н. Юрышева пригласил "по-тихому" в кабинет его товарищ, подполковник из группы "СМЕРШ", находящийся при заводе:

- Коля, целый полк принятых тобой установок "катюш" при сильном морозе вышел из строя - поломались червячные пары. У тебя менее суток свободного времени. Разберись, найди документы, которые могли бы послужить в твое оправдание. Завтра тебя арестуют. Я думаю, у них не хватит умения и терпения копаться в документах, да они и не знают, что и где искать. Они будут задавать тебе стандартные наводящие вопросы - какой разведке служишь.

Николай Николаевич за вечер разыскал все документы, которые показывали, когда и кто принимал решение, выписал номера дел и страниц, где они хранятся. Обстановка в КГБ сравнительно быстро разрядилась, и он без большого морального ущерба пережил этот случай.

Слушая эти и подобные истории, невольно начинаешь испытывать особое чувство ответственности за правильность технических решений и необходимость внимательного подхода к оценке действительных летно-технических характеристик ракет дальнего действия. Такая ответственность служила источником постоянного напряжения у всех представителей заказчика. Поэтому все результаты испытаний, вероятные причины аварий и принимаемые решения по их устранению внимательно и бурно обсуждались с разработчиком - представителями главных конструкторов и руководством промышленности. Ведь нельзя было по формальным соображениям забраковать ракету и решать задачу чисто статистическими методами путем необоснованного увеличения числа испытаний. Слишком дорого, да и времени на это требуется много. Можно утонуть в повторных испытаниях - это не простые снаряды. Поэтому такие обсуждения занимали зачастую много времени и требовали большой нервной энергии как у главных конструкторов, так и у заказчика, чтобы достичь согласованного решения. Однако, с другой стороны, это способствовало более глубокому и правильному пониманию всех причин и следствий и создавало условия для быстрого и эффективного продвижения вперед ракетной техники. Об этом свидетельствует опыт развития отечественного ракетного дела. Споры, даже самые жаркие, не портили личных взаимоотношений. В моей памяти сохранился случай, который в какой-то мере может служить примером подобного спора.

Закончились летно-конструкторские испытания последнего, уже доведенного варианта ракеты Р-1, подготавливался совместный (промышленности и заказчика) отчет о результатах этих испытаний, который должен служить основой для принятия ее на вооружение. При формулировании вывода о выполнении требований по кучности стрельбы я разошелся во мнении с разработчиком. Представители главного конструктора считали, что поскольку все 10 ракет попали в заданный прямоугольник: ±4Вд и ±4Вб*, то требования по кучности выполнены. Я же исходил из необходимости удовлетворения требований по статистическим величинам оценок кучности: Вд и Вб, а не из условия попадания в прямоугольник, так как он задан через статистические оценки. В этом случае вероятное отклонение по боку получалось в 1.5 раза хуже, чем по ТТТ.

Наши споры не привели к соглашению, так как каждая сторона исходила из своих интересов. В результате меня пригласил мой старший начальник А.Г. Мрыкин. Он довольно миролюбиво поинтересовался причиной моих возражений и, будучи подготовленным разработчиками, а точнее В.П. Мишиным, что Мозжорин, начитавшись теории вероятности Гаусса и Романовского и мудрствуя лукаво, не признает очевидных вещей, рекомендовал мне еще поработать с промышленниками. О результатах доложить вечером в его номере полигонной гостиницы. Дополнительное обсуждение этого вопроса ничего нового, конечно, не дало. Представители главного конструктора, чувствуя желание А.Г. Мрыкина иметь хорошие результаты испытаний, стали еще более неуступчивыми. Вечером явился к нему с докладом. Он начал сразу с раздражением упрекать меня в формализме, излишнем наукообразии и даже в трусости, рекомендуя мне подписать отчет без замечаний. Надо сказать, внушение он мог делать блестяще, подавляя своей логикой и волей. Недаром все разносы нашего общего начальства оценивались в шутливых разговорах в "миллимрыках". Я, в свою очередь, пытался, но безуспешно, объяснить условность границ прямоугольника 4Вд и 4В6 и связь их с числом пусков. Говорил, что при таком малом количестве испытаний математическое ожидание максимальной величины отклонений будет примерно в 1,8 раза меньше четырех вероятных отклонений, что для оценки кучности правильнее пользоваться статистическими характеристиками: средним квадратическим отклонением или вероятностным отклонением. Однако это вызывало обратную реакцию и расценивалось как стремление запутать простой вопрос и прикрыться формальными научными положениями. В заключение он пообещал уволить меня из аппарата в часть как некомпетентного специалиста. Я тоже не выдержал и заявил раздраженно:

- Товарищ инженер-полковник, допустим, я подпишу отчет. Все довольны, результаты отличные, доклады наверх - победные. А когда артиллеристы начнут планировать операции и считать расход ракет на решение боевой задачи, а они это будут делать с помощью вероятностных отклонений без каких-либо прямоугольников, то получат примерно вдвое больший потребный наряд. Тогда руководство обратится к Вам и спросит, почему Вы, инженер-полковник, приняли ракету на вооружение с худшими характеристиками по кучности и не доложили об этом. И Вы, в свою очередь, предъявите мне серьезные претензии, почему я, зная дело и отвечая за него, не сумел Вас убедить. Поэтому я не подпишу отчета, и Вы можете выгонять меня из управления.

После этого он буквально выставил меня за дверь. Вечером я не был приглашен, как обычно, на заседание Государственной комиссии, на котором обсуждался итоговый отчет. Утром узнаю, что отчет утвержден, но, по настоянию Мрыкина, с выводом, что "характеристики бокового рассеивания несколько повышенные". Как он убедил Госкомиссию и главного конструктора, мне неизвестно. Интересно продолжение.

Мы вернулись в Москву, а через месяц нас потрясло чрезвычайное событие. Маршал артиллерии Яковлев, начальник ГАУ и ряд руководящих работников Министерства обороны и оборонной промышленности арестованы по обвинению: "...за обман партии и правительства, выразившийся в приемке на вооружение недоработанной пушки С60...", экстрактор которой нестабильно выбрасывал гильзу при низких температурах. Все они были осуждены на различные сроки тюремного заключения до 10 лет, несмотря на их военные заслуги. В этот же день меня вызвал А.Г. Мрыкин и обворожительно воркующим голосом сказал:

- Юрий Александрович, а все-таки мы правильно поступили, добившись записи в отчете о повышенном рассеивании ракеты Р-1. Я думаю, не мешает еще раз об этом факте напомнить Лаврентию Павловичу. Подготовьте, пожалуйста, проект такого письма.

Сейчас такие обстоятельства выглядят странно, но тогда приходилось работать в суровой и непрогнозируемой обстановке.

Моя техническая аккуратность и предосторожность не превратились в пугливость. Я смело подписывал документы и заключения, если за ними стояла убедительная техническая аргументация, и не цеплялся за формальности. Например, я давал положительное заключение на приемку серийной партии ракет Р-1, если даже по причине повышенного рассеивания контрольная ракета при отстреле выходила за пределы заданного прямоугольника, и не требовал повторить пуск, как значилось в инструкции. Это нарушение порядка приемки я аргументировал просто. Повышенное рассеивание должно давать 10-15% выхода за прямоугольник по теории. Оной дает эту величину. Повторным пуском кучности принятой партии не улучшить, но израсходуешь только лишнюю ракету. Было и наоборот. Контрольная ракета Р-2, отстреливаемая от серийной партии, попала в заданный квадрат, но я не подписал акта приемки партии, поскольку один из газовых рулей перестал функционировать и встал по потоку, и ракета пролетела нормально. Однако ранее был аналогичный случай. Тогда руль отклонился на упор, и ракета Р-2 потерпела аварию. По этой ракете была определена вероятная причина и приняты соответствующие меры, но, видимо, "лечили" не в том месте. Проведенный по требованию дополнительный анализ по "нормально пролетевшей" ракете позволил точно установить причину и элементарно устранить ее. Из-за резонанса разрушалась струна, управляющая поляризованным реле рулевой машинки.

Вообще работы в период становления ракетной техники было много, работы, как я уже говорил, психологически напряженной. Непрерывно шли испытания, частые продолжительные командировки, разрабатывались новые ракеты, дорабатывались старые, организовывалось серийное производство принятых на вооружение ракет дальнего действия. Подготавливались многочисленные документы по техническим характеристикам разрабатываемых и испытываемых ракет, составлялись заключения на новые проекты ракет, на их доработку, устранение недостатков и усовершенствование отдельных агрегатов, систем и аппаратуры. Внедрялись в производство новые материалы и технологические приемы. Все перечисленные работы легли тяжелым и ответственным бременем на плечи заказчика, военной приемки. Рабочий день в Управлении начинался в 10 часов 30 минут и длился до 24.00 - 0.30, т. е. до конца работы городского транспорта. Тогда считалось невозможным уйти с работы раньше начальника, а начальники дежурили и отслеживали верховного руководителя, который с войны привык работать по ночам. Так все и сидели - вдруг возникнет вопрос и кто-нибудь понадобится.

Конструкторские бюро и заводы тоже работали с удивительным напряжением и эффективностью. Будучи еще малочисленными и не имея опыта в ракетной технике, они с непонятной смелостью и, можно сказать, дерзостью брались за решение принципиально новых технических проблем и решали их.

В 1947 году были произведены первые пуски немецких ракет А-4. В 1948-1949 годы - испытания отечественного варианта этой ракеты (Р-1) различных модификаций. В 1949 году начинаются летные испытания экспериментальной ракеты Р-1 А для отработки элементов новой ракеты Р-2 и в конце года испытания ее первого варианта. В 1950-1951 годах заканчиваются летно-конструкторские испытания вариантов ракет Р-2 с различным составом аппаратуры систем управления. И ракета Р-2 принимается на вооружение. НИИ-88 и КБ С.П. Королева ведут уже широким фронтом проектно-поисковые работы по созданию ракет с большей дальностью полета (ракета Р-3) и ракет дальнего действия на высококипящих компонентах топлива. На базе этих проработок создается первая ракета на высококипящих компонентах топлива Р-11 с дальностью полета ракеты Р-1, но вдвое меньшей массы, а на основе экспериментальной бесстабилизаторной ракеты Р-3Э - боевая ракета Р-5 и Р-5М с дальностью полета 1200 километров.

Одновременно с отработкой боевых ракет дальнего действия на базе ракет Р-1, Р-2, Р-5, Р-11 создаются их модификации для научных исследований верхних слоев атмосферы и космического пространства, для изучения поведения живых организмов в условиях ракетного полета и невесомости. Таких пусков в течение нескольких лет было проведено около семи десятков. Этим создавался серьезный задел, который позволил нашей стране так ошеломляюще и смело стать пионером освоения космоса автоматическими аппаратами и человеком. Сейчас даже трудно представить, как тот, сравнительно небольшой по началу коллектив организаций, возглавляемый С.П. Королевым, дал целый фейерверк новых идей по ракетной и космической технике. И не только дал, но и воплотил их в удивительную реальность, далеко опередив США, которые мы всегда считали недостижимым символом технического могущества.

С А.Г. Мрыкиным у меня сложились хорошие деловые и, я сказал бы, доверительные отношения. Однако они не переросли в дружеские и фамильярные. Во-первых, он никогда не выходил за рамки официальных служебных отношений, определяемых воинской дисциплиной, и стремился постоянно соблюдать определенную дистанцию между начальником и подчиненным. Во-вторых, я хорошо знал его изменчивый характер и высокую требовательность к исполнению служебных обязанностей. В личном плане А.Г. Мрыкин был внимательным и заботливым в отношении к подчиненным, но и чрезмерно строгим и требовательным начальником к малейшим нарушениям. Его разносы подчиненных стали легендой. Однако отходчивость поражала. Так, вечером, делая внушение инженер-полковнику М. Вощину и дойдя до крайнего раздражения, закончил:

- Ночь не буду спать - буду думать, что сделать с Вами завтра! А на следующий день, забыв угрозы и улыбаясь, объявил М. Вощину благодарность за какое-то другое хорошо выполненное дело. Были и в моей практике подобные моменты. Как-то С.П. Королев пожаловался руководству, что его КБ, работая напряженно в течение четырех месяцев, выполнило важную научно-исследовательскую работу, а 4-е Управление ГАУ за три месяца не сумело выдать на нее заключение. Сверху пришло соответствующее возмущение. Мрыкин вызвал меня и начал резко отчитывать за вопиющее безобразие, не давая мне даже вставить слово, что я не ответственный за это заключение. Он так разошелся, что ударил по столу кулаком. Настольная лампа погасла, и мы очутились в полутьме. Он быстро вскочил и устремился ко мне. Я уже ожидал более активных действий с его стороны. Однако мое волнение было напрасным. Он включил верхний свет, так как выключатель находился за моей спиной. Выслушав довольно продолжительную критику, в которой были сомнения в моем служебном соответствии, наличии головы и ума, мне удалось, наконец, вклиниться в разговор и сказать, что в его резолюции головным по заключению написан инженер-полковник А. Дыба. Свою часть я сделал и сдал ему на обобщение. Он посмотрел на резолюцию и, не смутившись, продолжал:

- Мало ли что написано, но в перечне исполнителей Вы стоите первым. Завтра в 12.00 проект заключения должен лежать у меня на столе. Что хотите, то и делайте, хоть ночуйте в Управлении. Идите.

Я взял к себе в комнату машинистку, и за оставшиеся вечер и утро подготовил проект развернутого заключения на 20 страницах. В 12.00 у А.Г. Мрыкина в кабинете было совещание с главными конструкторами. Там был и С.П. Королев. После такой непривычной для меня критики я ровно в 12.00 вошел в его кабинет с заключением. Он раздраженно спросил, на каком основании я врываюсь без его вызова в кабинет и мешаю работать.

- Товарищ генерал. Вы приказали мне в 12.00 положить Вам на стол проект заключения. Вот оно,- ответил я.

Он вдруг преобразился, заулыбался, встал. Подошел ко мне, обнял и, обращаясь к собравшимся промышленникам, начал меня расхваливать:

- Вы не знаете, какой это хороший человек! Как приятно с ним работать. Какие у него замечательные способности и исполнительность. Большое спасибо, мой дорогой! Давайте Ваше заключение и можете идти отдыхать!

Я также знал, что несмотря на отходчивость, его требовательность к делу имеет строгие рамки официальных отношений. Поэтому старался всегда соблюдать их даже по простым техническим вопросам. И это было не напрасно. Были такие случаи, когда они оказались весьма кстати. Например, я не уставал ему устно и письменно докладывать о необходимости установить на серийных ракетах Р-1, предназначенных для контрольных отстрелов от серийных партий, датчики уровней компонентов топлива в баках. Он не обращал на это никакого внимания, тем более, что В.П. Мишин как-то сказал, что Мозжорин пишет диссертацию, и эти датчики ему необходимы для нее. Время шло.

Как-то при контрольных отстрелах серийных ракет Р-1, не долетев до заданной дальности, падают сразу две ракеты. Создается серьезная комиссия по рассмотрению этого чрезвычайного происшествия. Комиссия в заключении отмечает, что недолет может быть результатом трех вероятных причин: недозаправки одним из компонентов топлива, нарушения заданного соотношения компонентов из-за неправильной установки регулятора и, наконец, изменения объема одного из баков в процессе производства. Отсутствие датчиков уровней компонентов топлива в баках не позволяет однозначно установить причину. Это заключение отправили наверх. Вызывает меня А.Г. Мрыкин и задает вопрос:

- Почему у ракеты Р-1 нет датчиков уровней? Обрадованно подтверждаю, что они крайне необходимы, как я уже докладывал.

- Я Вас спрашиваю не о необходимости, а почему они не стоят? Где Ваши официальные доклады? Устных я не признаю.

Я нашел в своем очередном отчете о работе отдела за месяц целую страницу подробного обоснования необходимости их постановки. Он молча прочитал отчет, увидел свою визу на нем, подтверждающую ознакомление.

- Да разве так докладывают?! Об этом кричать надо! Подготовьте срочно обращение к разработчику! - завершил он разговор.

Забегая вперед, скажу, что такие случаи не портили наших хороших взаимоотношений на протяжении всей нашей совместной работы, а она продолжалась ни много, ни мало - 25 лет, у нас были очень хорошие отношения. А.Г. Мрыкин верил мне как специалисту и по-своему любил и уважал, несмотря на возникающие сложные деловые ситуации. Может, даже поэтому и доверял, что считал их проявлением собственного, часто оправдывающегося технического мнения. Даже в сложной для него служебной ситуации, когда была передвижка кадров в Главном управлении ракетного вооружения, и по делу А.Г. Мрыкин должен был занять должность его начальника, командование отдало предпочтение А.А. Васильеву. Он не стал служить под начальством своего бывшего подчиненного и перешел в промышленность, в НИИ-88 моим первым заместителем. В этом я видел доверие ко мне как к человеку.

Перейти ко 2-й части статьи

Показать Скрыть карту