Статьи к Юбилею Виктора Георгиевича Орлова, 2008 г.
Виктор Георгиевич Орлов - член
творческих Союзов писателей и журналистов России, автор пятнадцати
поэтических сборников, лауреат и победитель многих писательских и
журналистских конкурсов, Заслуженный работник печати Московской области,
главный редактор газеты
"Спутник", руководитель литературного объединения
«
Радуга над Клязьмой»
Юбилей – дата, когда подводятся итоги сделанному и прожитому. 75 лет Виктору Георгиевичу ОРЛОВУ, человеку, который долгое время был редактором газеты «Спутник», нашей газеты. В газете постоянно поднимались темы любви к родному краю, исторического прошлого малой родины. Газета постоянно рассказывала о людях нашего города. Сегодня мы взяли интервью у Виктора Георгиевича.
Интервью с поэтом уместно начать с одного из его стихотворений. Хочется вспомнить стихотворение «Благодаря и вопреки»:
Благодаря и вопреки
крутой судьбе
живу и здравствую,
покорно поклоняюсь,
властвую,
противник лени и тоски,
я в суете сует участвую.
И всё спешу.
Крушу, вершу.
То взглядом звёзды зажигаю,
то мыслью страсти усмиряю,
то тайны тайн ключи ищу.
Шаги сквозь годы нелегки:
к своим утратам и свершеньям,
к смертям и новым воскрешеньям
иду надеждам и сомненьям
благодаря и вопреки.
Автору этих строк, Виктору Георгиевичу Орлову, человеку, которого хорошо знают и в Юбилейном, и далеко за его пределами, 75. В преддверии этой даты юбиляр согласился ответить на вопросы корреспондента нашей газеты.
– Виктор Георгиевич, по диплому вы– преподаватель истории. Много лет читали лекции студентам, трудились в должности директора школы. Возглавляли, на земле яснополянской, отдел культуры. Много лет в журналистике, в поэзии. В нашем городе стали главным редактором газеты и создателем и руководителем литературного объединения. Что из этого у Вас на первом месте?
– Музыка. Да-да, музыка. И дело нетолько в утверждении Пушкина: «Из наслаждений жизни одной любви музыка уступает, но и любовь – мелодия».Музыка, по моему суждению, есть язык всех времён и народов. К тому же,
Я рос на песнях, как на молоке:
мне пела мать, склонившись к изголовью –
то о рябине нежно и с любовью,
то с грустью о замёрзшем ямщике.
А в праздники и в звонкий сенокос,
мне не забыть, как пела вся деревня.
Нам легче и дружней жилось
и в дни войны, в непесенное время…
Словом, песни, музыка – это то, без чего я себя не мыслю. Много пел. В моём баритональном репертуаре была классика, неаполитанские песни. В дни окончания учёбы в университете я был приглашён в Уральскую консерваторию. Профессией музыка не стала – не беда – она всегда со мной. Любимые композиторы? Бетховен, Бах, Гайдн. Любимые произведения? Шестая симфония Чайковского, второй концерт для фортепиано Рахманинова…
– Что Вы не приемлете в музыке?
– Что не приемлю? Мягко говоря,равнодушен к частушкам, к цыганским песням, к творчеству «битлов». Волнует эстрада. Создаётся впечатление, что в России сегодня всего 2–3 путных певца. Но других не пускают. Есть певцы, но нет голосов. А кому и дал Бог голос, пошли иные из них в шуты, в шоумены. Отучили людей ценить истинную музыку. И не ценят.
– Поёте ли Вы сами?
– Нет, петь хорошо не могу, плохо не хочу. Вот и весь тут сказ, вся песня…Больше слушаю, в основном камерную музыку.
– Хорошо, музыка. А поэзия?
– Как отмечал тот же Рахманинов,музыка и поэзия – сёстры. Вот и я: пишу, слагаю. Но со словом следует обращаться осторожно.
Сказал «люблю» –
и чувств безмерный вихрь
стал гаснуть.
Молвил «ненавижу» –
и в свете новом
всё как будто вижу…
Слова, слова –
убийцы чувств моих.
- Есть ли у Вас кумиры в поэзии?
– Да, кумиры в поэзии есть и у меня. Прежде всего, конечно, великий Гёте! Очень богата талантами русская поэзия. Вот только в последние десятилетия творили: Тарковский, Кушнер,Чухонцев. Очень значительные поэты! А Рубцов, Кузнецов…
– Но Вы и сами автор 15 книг стихотворений!
– Вышел я, как многие, из обычных стиходелов. Вырос в стихотворца. А что есть поэзия, понял сравнительно недавно.
– А что у Вас в планах?
– Что в планах? Ничего. Мне кажется, всё, что я хотел сказать с помощью стиха, уже сказал. А писать, чтобы писать, не надо. Если что-то попросится из души, вот и надо переносить на бумагу.
– Вы – руководитель городского литобъединения. Несколько слов об этом.
– Да. Точнее сказать, я один из творящих в городе. Если надо кому-то помочь, рад. У нас есть хорошие литераторы. Преуспел кое-кто и из детей. С ними занимаюсь с особым желанием.
– И всё же, Вы ведь историк, значит, обществовед. Что эта грань Ваших дел для Вас значит?
– Значит много. Я много знаю в истории, искусстве, литературе, спорте…Всё это помогало мне в чтении лекций. Слушали, это точно, с интересом. А вообще, общение с детьми – это школа. У них очень многому – хорошему! –можно научиться. Я всегда любил общаться с ними. Очень не любил при этом принимать экзамены. Ну, да ладно – всё это было… Но история как наука не оставляет меня и сегодня. С годами лишь научился не смешивать её с политикой.
– И, наконец, журналистика. Это работа для Вас или что-то другое?
– В журналиста я вырос, можно сказать, из хобби, в главного редактора– из обычного газетчика.
Работа эта сложна и нелегка. Писать обо всём может лишь тот журналист, который является хозяином частной газеты. Но таких, кажется, увы,нет. Тем не менее, в газете интересно хотя бы потому, что можно писать о хороших людях. Вот, к примеру, за годы работы в «Спутнике» в газете была опубликовано более 500 материалов о горожанах. Это хорошо! Ведь принято писать о людях добрых.
Хорошие люди,
как ясные дни,
к нам
в праздники, в будни
приходят они…
Да, наш город очень богат ими! Это,бесспорно, наше богатство. Вот уж поистине, не место красит человека, а человек место. И – не углами изба красна, а пирогами.
– Виктор Георгиевич, а о юбилее своём могли бы что-нибудь сказать?
– Да нечего тут говорить. Прожить много лет – это едва ли можно считать заслугой. Поэтому и обычные дни рождения, и юбилеи я за праздники не считаю. Праздник – это ясное утро, встреча с другом, с добрым человеком, удачное дело. И вообще:
Радости радующихся радуйся –
И в душе твоей вспыхнет радуга!
– Вы подводите итоги к юбилею?
– Подводить к юбилею итоги? Да это значит приговорить себя, остановиться. Так негоже. Пусть это сделают другие. Я в чём-то не прав? Возможно. Но, как сказал мудрый Межелайтис, «О моей правоте спорьте, Фауст и дьявол…»
– Эту беседу мы начали со стихотворения, давайте ещё одним Вашим стихотворением и завершим.
– Вот, пожалуй, к месту и ко времени. Это стихотворение называется«Дворник»:
Будет день –
поклонюсь в кабинете столу,
сослуживцам,
минувшим годам.
Поменяю портфель на большую метлу,
чтобы рано вставать по утрам.
В тишине предрассветной –
и добрый, и злой
и подвластный себе одному –
буду я разгонять
мне послушной метлой
хворь, тяжёлые думы и тьму.
Ну а мусор,
что я в ранний час соберу,
пусть сгорает в неярком костре,
чтобы пламя его, поиграв на ветру,
отразилось в рассветной заре.
И когда зарумянится ясная даль,
и начнётся опять суета,
будет чист, словно лист,
под ногами асфальт.
"Газета «Спутник» уже знакомила читателей с творчеством этого скромного человека, многие годы возглавлявшего эту редакцию. Газета писала обо всём и обо всех. Но не о нём. Видимо, он считал, что это было бы использованием своего служебного положения. И возможность написать о нём появилась только в этом году, когда он оставил должность главного редактора газеты, перейдя на другую работу.
Рассказ о его творчестве получился большим и не уместился на одной газетной странице.
Сегодня, поздравляя Виктора Георгиевича с его 75-летием, можно продолжить разговор о его творчестве, в частности, о его последних книгах «За дверью – дверь», «Благодаря и вопреки».
Но сначала несколько строчек о том, чего не было в первом очерке.
Первый в городе Юбилейном «поэт в законе», член Союза писателей Советского Союза и Российской Федерации ОРЛОВ Виктор Георгиевич заявил о своём праве на поэтические откровения в шестидесятые годы в замечательном русском городе Туле, а уехав на преподавательскую работу в Прибалтику, начал резво издаваться, за что и
был признан поэтической братией. Педагог, историк, филолог, журналист, воспитатель будущих светил российской словесности, теперь краевед, он был и остаётся ПОЭТОМ.
Я буду, в основном, цитировать, чтобы подтвердить вызванные стихами чувства и мысли.
В этих последних (пока!) своих книгах он обретает способности, которых раньше не было.
Он СЛЫШИТ цветенье хлеба и ВИДИТ гуденье ветра.
И признаётся:
«Ощущаю прохладной земли
сердцем сердцебиенье».
И жажда познания мира и слияния с ним:
«Мне бы мир этот вечный, большой,
Что гудит и искрится,
Весь понять. В нём бы всей душой
Навсегда раствориться».
И радость от ощущения жизни:
«И целует весло волну.
Редкой радости не унять…
Два весла – словно два крыла.
И в душе моей – колокола».
Проскальзывают здесь и нотки упадничества и безнадёжности:
«Беда! Кто спасёт? Кто поможет?
…бездумье, безумье, безбожье
берут наши души в полон».
«Но что же молитвы? Пустое –
и каяться, и умолять,
коль продали мы всё святое –
и Бога, и Душу, и Мать».
Ведь не должно быть такого:
«Россия – большая деревня
заморского просит хлеба».
В какое-то время он впадает в панику и только констатирует:
«Наши белые
и наши красные
с таким ожесточением
уничтожали друг друга,
что оставшиеся в живых
стали серыми».
Это уже политика в поэзии. Но куда от этого денешься? И душа поэта тянется в вечное:
«Утро.
Смотрится пристально
Вечность в душу мою».
«В проёме неба будто чьи-то лица
и будто чьи-то с неба голоса».
И всё-таки не эти строки определяет книгу «За дверью – дверь». А вот это:
«Стук в дверь. Открыть?
Но полночь.
И от волненья дрожь.
А коль зовут на помощь?
И холод там, и дождь».
Вот это смятение. Тревога и страх. И необходимость исполнить человеческий долг.
Но живёт в поэте Вера, что беспокойство, смятение, сжимающая темнота сменятся Утром:
«Всю ночь сжимала темнота
дома, деревья.
Монотонно
гудели в поле провода.
Кружился ветер с тяжким стоном.
Туч неуклюжие клоки
всю ночь парили чернокрыло.
Всю ночь молчали петухи.
Но Утро всё же
Наступило».
А ещё – вот это:
«Какая б ни была дорога,
она ведёт туда, где дверь».
А сколько поэзии в следующих строчках!
«На заре катилось эхо
по лесам и по горам.
Тень ползла за человеком
неотступно по пятам.
Но исчезли эхо с тенью
Темнота. И тишина.
В небо звёзды – как ступени
В никакие времена».
То есть это снова вечность. Почему я считаю эту книжку одной из самых значительных в его творчестве (эту маленькую, 55-страничную формата А6, книжку)? Потому что помимо основной идеи, проходящей через всю книгу, в ней есть такие ответвления, которые никак не оставляют равнодушным читателя. Сколько бы лет ни было мужчине, он всегда сын для своих родителей, память о которых свята и с которым он мыслями обращается, соизмеряя свои дела и поступки с тем, чему учили родители..
«Меня моих родителей могилы экзаменуют много лет».
Воспоминания заставляют вновь пережить давно прошедшее и прибавляют силы. Отмечая сам факт своего пребывания на Земле, он пишет:
«И пусть рассвет так долог и тревожен,
Пусть одиноко средь уставших лет,
Пока ты помнишь то, чего уж нет,
Ты пережить всё в этом мире сможешь».
Он атеист. Но Бог для него есть. И Храм тоже.
«Мой вечный храм – моя душа,
А Бог – моя больная совесть».
Вот его преклонение перед женщиной.
«Жизнь. Дорога. Весна. Природа.
Как значительны эти слова!
Потому что – женского рода».
А руки матери, через которые переходит к сыну добро! А обнимающие тоненькие ручки дочери, через которые
входят в неё материнская доброта и отцовская сила! И вот, пройдя через все муки и сомнения, он приходит к самому правильному.
«Живу в ожидании радости:
рассвета, улыбки, весны,
снежинок порхающих, радуги
и музыки, и тишины.
Живу в ожидании новом
дорог без конца и следа,
и рифмы, и взлёта, и слова
и праведного суда».
Вышедшая в последние годы книга «Благодаря и вопреки» самим названием настраивает на философский лад.
«Шаги сквозь годы нелегки.
К своим утратам и свершеньям,
к смертям своим и воскрешеньям
иду надеждам и сомненьям
благодаря и вопреки».
В книге собраны и новые стихи, и лучшие из прежних. Новые ещё в большей степени, чем предыдущие, направлены в безграничность пространства и времени, в движение по спирали. В стихотворении «Вечность» он
сближает исторические события и личности, демонстрируя движение жизни по спирали. Наверное, история и творит
вечность, соединяя века и тысячелетия:
«И спорят Фауст с Дон-Кихотом.
И у неяркого огня
поёт и слёзно плачет кто-то,
точь-в-точь похожий на меня».
Даже в стихотворении, посвящённом внуку, находим строки:
«Думы… В память брошены невода.
Ничего нет в прошлом.
Всё – всегда».
Но, конечно, не только Вечность, но и всё, что волнует человека и что встречали мы в прежних книгах поэта
В. Орлова, повторяется и усиливается в этой книге. Страшный и героический ХХ век уходит.
«Уходит век в зените славы,
бесчестья, злобы и смятенья.
И, глядя в лик его кровавый,
вся содрогается Вселенная.
………………………………
Как Человек,
уходит Век».
А таких скоростей, как в ХХ веке, история ещё не знала. «Такое теперь реактивное время!»–восклицает поэт, озабоченный уже новыми вопросами.
«Ах, как в этой гонке вселенской успеть
и вовремя, без опозданья родиться
и раньше рождения не умереть?»
Проницательный читатель оценит по достоинству эти замечательно образные строки.
«Спешим, спешим, спешим!
Вершим и рушим
дворцы, стихи, столетия и души.
Пока судьба не бросит на весы,
живём, как заведённые часы».
Опять, предварительно подводя итог своему творчеству и размышляя над ним, автор, «растратчик денег, мыслей, дней, рифмовщик пней, корней, огней, певец и света и теней», объясняет
«Я в быстрине мгновений
покорно растворяюсь
и снова превращаюсь
то в чью-нибудь удачу,
то в сдачу, то в придачу,
в большой вопрос, в задачу,
а может быть, в простой ответ
про света цвет и мысли след
про то, чему названья нет».
Он жаждет свободного стиха и идёт к нему.
«Пусть будет стих свободен –
точно мысль,
как ветер непокорный и как пламень,
как Богоматерь в золочёной раме,
на смерть взирающая, как на жизнь».
Но как трудно, а порою – больно даются откровения:
«И откровенья – как самосожженья».
Как-то в приватной беседе Виктор Георгиевич высказывался против гражданственности в поэзии. Любовь и
Природа – вот владения Поэзии. Однако жизнь заставляет расширить эти владения. Поэт не может равнодушно взирать на то, что творится на Земле, в том числе, и по воле отдельных представителей человеческого рода.
Особенно когда попираются святыни.
«– Орден Красной звезды? Почём?
– На пол-литра – и забирай.
Есть удостоверенье при нём,
«Награждён посмертно…» – читай!
Я стою, молчу, чуть дыша.
И ладони мои,
будто гвозди,
обжигают холодные звёзды.
И распятье – моя душа».
Всегда в нём любовь к Природе и благодарность ей.
«Завари-ка, матушка, покрепче
чай из трав, как много лет назад.
В них – настой земли, небес и ветра,
чистых рос и голубых снегов.
В них дыханье тихого рассвета
и тепло, и мудрость чьих-то слов.
……………………………………..
И через леса, поля, дубравы
пусть душа счастливая моя
улетит в те дальние края,
где под солнцем зреют эти травы».
И как о многом говорит природа!
«Седые поля молчаливы и кротки.
Но ты посмотри – и расскажут они
Про то, как родятся и травы, и строки
И как умирают деревья и дни».
Или ещё:
«Гром. Град. Неукротимая гроза.
Земля и небеса – глаза в глаза».
А утро в городе, когда воздух тих и прозрачен и нет городской уличной суеты.
«Кажется,
в этот дивный момент
ни заборов вокруг и ни стен.
Ни бетона, стекла и свинца…
Лишь сердца…»
Сколько претерпела железная дорога! И когда строили её, и когда взрывали. И поэт обращается к ней, как к
живому существу:
«И, наверно, под левым рельсом
временами тоже щемит?»
Конечно, не обойтись здесь и без слов, обращённых к самому близкому и дорогому человеку. Спорят небо и море, кто сегодня синее.
«Оба – небо и море –
изумительной сини.
Только зря они спорят.
У меня бы спросили.
Есть глаза у любимой:
Взгляд, как утро в июле.
В них и небо вместимо,
в них моря утонули».
Пройдут года от того момента, когда он уйдёт от дорогого человека не по своей воле.
«Но когда навестят тебя
злая беда
и тоска, и хандра,
и невзгод череда,
я на помощь примчусь
на ветрилах любви,
только тихо
ты имя моё назови».
И вот что поэт Виктор Орлов считает главным в жизни и в чём состоит его главное желание:
«Чтоб люди жили в лучшем из миров,
Цвели цветы, смеялись звонко дети,
Из всех наград, придуманных на свете,
Один оставим орден –
«За Любовь».
На этом я пока могу завершить разговор о творчестве нашего поэта Виктора Орлова.
Скажу только, что у него сейчас есть новые, очень интересные стихи, которые, я надеюсь, мы сможем прочесть в его новой книге. Но разговор о них впереди."