Дача, где жил Д. Д. Шостакович в 1950-1960
Статья из Калининградской правды 25.10.2011
«Хочу теперь постоянно жить на даче», — писал Дмитрий Шостакович из Болшева
О том, что композитор Дмитрий Дмитриевич Шостакович (1906 — 1975) в 50-е годы прошлого века имел
дачу в Болшеве, известно и краеведам, и любопытствующим горожанам. На сайте «ГеоКоролёв» указан и адрес: мкр Первомайский, улица А. Невского, дом 3.
Но удивительное дело: о пребывании Шостаковича на болшевской земле не писали в местной печати, фамилии его нет в «Именном указателе» рекомендательных краеведческих указателей «Калининграду — 50» (М., 1988) и «Калининграду — 55» (М., 1993). И только в книге Р. Позамантир, С. Мержанова, Л. Бондаренко, Ю. Сороколетова «Калининград-Королёв. Полвека, ставшие эпохой» (М., 2005) упоминается, что на улицах Горок сохранились дома, где жили знаменитые дачники, в том числе Дмитрий Шостакович. К сожалению, ни ссылок, ни упоминаний об этом не оказалось даже в отделе краеведения Московской областной государственной научной библиотеки имени Н.К. Крупской на улице Школьной, 19, в Болшеве, где не одно десятилетие собираются и систематизируются краеведческие материалы.
В канун 105-й годовщины со дня рождения Д.Д. Шостаковича, исполнившейся в сентябре, отдел литературы по искусству МОГНБ имени Н.К. Крупской устроил книжную выставку, посвящённую великому композитору. Знакомство с ней натолкнуло меня на мысль: неужели ни в одном издании (а их вышли десятки) нет сведений о болшевской странице жизни Шостаковича? Оказалось, что на выставке представлена лишь малая часть книг о композиторе, находящихся в фонде отдела. Книги, которые любезно подобрала библиотекарь Светлана Яковлевна Лютак, за что выражаю ей благодарность, позволили найти ответ на интересовавший меня вопрос. И я хочу познакомить читателей со своими находками, чаще всего обращаясь к книгам Софьи Хентовой «Шостакович. Жизнь и творчество» (в 2-х томах.— Л.: Советский композитор, 1986), «Шостакович в Москве» (М.: Московский рабочий, 1986), «Письма к другу: Дмитрий Шостакович — Исааку Гликману» (М.: DSCH, СПб.: Композитор, 1993), а также к «Книге о Шостаковиче» Михаила Ардова («Новый мир», 2002, № 5, 6).
Дмитрий Дмитриевич Шостакович родился 12 (25) сентября 1906 года в Санкт-Петербурге. Здесь он учился в консерватории, дебютировал как композитор и ярко заявил о себе в этом качестве ещё в довоенные годы, создав немало значительных произведений. В городе на Неве Шостакович жил и работал вплоть до октября 1941 года, когда он был эвакуирован в Куйбышев. В 1943 году композитор переехал в Москву и жил в столице до своей кончины.
Рассказывает сын композитора Максим Шостакович:
— В 1947 году советское правительство издало распоряжение о том, чтобы предоставить (обратите внимание: предоставить, а не подарить. Это имеет значение в дальнейшем. — Л.Г.) Шостаковичу квартиру в новом доме на Можайском шоссе и дачу в подмосковном Болшеве (М. Ардов. «Книга о Шостаковиче»).
Дочь композитора Галина, вспоминая дачу в Болшеве, рассказывала, что «её Шостаковичу подарили по личному распоряжению Сталина (ни больше ни меньше. Брат говорит: предоставили. А сестра по-женски экспрессивно: подарили, да ещё «по личному распоряжению Сталина». Звучит эффектно. Но эта трогательная забота вождя как-то не сочетается с притеснениями композитора. — Л.Г.). Это был неказистый деревянный дом, но отец это место полюбил (запомним. — Л.Г.) — он там мог уединяться для работы. В Болшеве его угнетало лишь одно — вечные проблемы с водой. Питьевую вообще привозили откуда-то издалека, возле дома рыли колодцы, но всё как-то неудачно. А отец был чистюлей, то и дело мыл руки…» (М. Ардов. «Книга о Шостаковиче»).
«В дополнение к квартире, — пишет музыковед и биограф композитора Софья Хентова, — Шостаковичу предоставили (заметьте! — Л.Г.) дачу в Подмосковье, в Болшеве: одноэтажный четырёхкомнатный дом за забором, с небольшим пустынным участком. Водопровода не было. Колодец бурили долго и безуспешно. Машина застревала в грязи. Нина Васильевна (первая жена композитора. — Л.Г.) взялась за благоустройство: пристроили веранду-кабинет, на участке высадили кусты роз, сирени, вишнёвые деревья, расчистили тропинки для прогулок. Утомившись от работы, Шостакович быстро устремлялся в лес и возвращался успокоенный, отдохнувший, чтобы вновь приняться за дело» (С. Хентова. «Шостакович в Москве»).
В Болшеве Дмитрий Дмитриевич не только отдыхал, но и интенсивно работал. Рассказывает дочь композитора Галина:
— В телефонной трубке что-то трещит, и голос отца слышен очень плохо. Он звонит с дачи, из Болшева, а там всегда была очень плохая связь. (…) Отец не любил писать музыку к кинокартинам, но — увы! — принуждён был заниматься этим всю свою жизнь — таков был наиболее приемлемый и пристойный вид заработка. Фильм приносил денег во много раз больше, нежели любое серьёзное симфоническое произведение. (…) Принимая очередной заказ на музыку к кинокартине, отец получал нечто вроде рабочего плана, там перечислялись эпизоды фильма и их продолжительность. Так вот, в тот раз он уехал в Болшево, а листок с этим планом оставил в Москве. Пришлось ему звонить домой, я нашла эту бумажку и диктовала.
— Так, записал? Троллейбус на московской улице — шесть минут… Белое безмолвие — три минуты…
Это «белое безмолвие» в особенности забавляло отца. Он говорил:
— Как прикажете передать в музыке такую штуку, как «белое безмолвие»?
(М. Ардов. «Книга о Шостаковиче»).
«Выходные дни семья проводила в Болшеве — ради здоровья детей: их малейшее недомогание приводило отца в волнение» (С. Хентова. «Шостакович: жизнь и творчество»). Летние месяцы 1952, 1953 и 1954 годов Шостакович с семьёй провёл на даче тестя в Комарове, уступая свой болшевский дом друзьям. Одно лето в нём прожил М.С. Вайнберг (1919 — 1996), оригинальный композитор и человек непростой судьбы. Родившийся в Варшаве в семье дирижёра и композитора, Мечислав Самуилович в 1939 году эмигрировал в СССР. А его семья, оставшаяся в Варшаве, погибла в концлагере. Вайнберг был зятем народного артиста СССР Соломона Михоэлса (первым браком был женат на Наталье Михоэлс-Вовси). Он написал многие песни к известным советским кинофильмам (в том числе к фильму «Летят журавли») и мультфильмам (в частности, к мультфильму «Винни-Пух»), а также симфонии, оперы, балеты, произведения для солирующего инструмента и оркестра. Когда в связи с «делом врачей» композитора в феврале 1953 года арестовали, Дмитрий Шостакович ходатайствовал о его освобождении. Вайнберг был освобождён после смерти Сталина и впоследствии реабилитирован. Он удостоен звания «Народный артист РСФСР» (1980), ему присуждена Государственная премия СССР (1990).
Одно время Дмитрий Шостакович преподавал в Московской консерватории, где у него обучались Георгий Свиридов, Борис Тищенко, Борис Чайковский, Кара Караев… С последним у Шостаковича сложились дружеские отношения, о чём, в частности, свидетельствует откровенное письмо, которое Дмитрий Дмитриевич написал Караеву из Болшева 4 октября 1955 года: «Я веду бурную жизнь. Много концертирую и без особого удовольствия. К эстраде я до сих пор не привык. Она стоит мне много забот и нервов. Как доживу до 50 лет, то прекращу концертную деятельность. Я давно ничего не сочиняю. Это меня очень огорчает. Фактически после 10-й симфонии я больше ничего не сочинил. Трудно мне быть одному с детьми (жена композитора умерла 4 декабря 1954 года. — Л.Г.). Я плохой воспитатель и руководитель. Максим в этом году кончает школу. Что с ним будет дальше? Всё это меня очень беспокоит».
О том, что волновало Шостаковича, речь идёт и в его письме, адресованном Исааку Гликману (оно вошло в книгу «Письма к другу», о которой подробнее будет сказано ниже) из Болшева 31 марта 1957 года: «Я живу очень хлопотливо. Теряю много времени и никак не могу как следует заняться 11-й симфонией. Последнее время сижу на съезде композиторов, слушаю выступления разного рода ораторов. Особенно мне понравилось выступление тов. Лукина (написано это, конечно, с иронией. — Л.Г.). Он напомнил съезду о вдохновляющих указаниях А.А. Жданова о том, что музыка должна быть мелодичной и изящной. «К сожалению, — сказал тов. Лукин, — мы не выполняем это вдохновляющее указание!» Много ценного и интересного было и в других выступлениях.
Вкратце о моей жизни: я очень занят. Эти пошлые слова тем не менее совершенно точно определяют мою жизнь».
«В общем, съезд прошёл хорошо, — писал Шостакович 9 апреля 1957 года из Болшева своему бывшему ученику композитору К. Караеву. — Вчера был избран Секретариат со главе с первым секретарём Т.Н. Хренниковым. Состав секретариата Вы, конечно, знаете. В общем, главное, что сейчас нужно, это сочинять музыку. А всё остальное побоку».
Этому правилу сам Дмитрий Дмитриевич следовал неукоснительно. В частности, сочинял он музыку и находясь на даче в Болшеве, причём не только к кинофильмам. Здесь он работал над циклом испанских песен. Запись их мелодий вместе с испанскими стихами композитору передала певица Зара Долуханова. Эти мелодии она услышала от испанца Ивана Кобо, который мальчиком был вывезен из сражавшейся Испании и вырос в Советском Союзе. «Мелодии Кобо он (Шостакович. — Л.Г.) оставил почти в полной неприкосновенности, ограничившись приспособлением слов и сочинением аккомпанемента, — отмечала Софья Хентова. — Однако, входя в инонациональное, Шостакович всё же и аккомпанементом, гармонизацией ввёл нечто от специфики своего мышления, и в испанских песнях зазвучали русские «корни».
Когда музыка была готова, шесть песен выстроились в такой последовательности: «Прощай, Гренада», «Звёздочки», «Первая встреча», «Ронда» (хоровод), «Черноокая», «Сон». Песни впервые были опубликованы к пятидесятилетию композитора в нотном приложении к журналу «Советская музыка» (1956, №9).» (С. Хентова, «Шостакович. Жизнь и творчество»).
В Болшеве Дмитрий Шостакович сочинил оперетту «Москва, Черёмушки», работая над ней с утра до позднего вечера осенью 1958 года.
«Шостакович написал оперетту-водевиль о москвичах, получающих квартиры в новых районах, о перипетиях распределений, заселений. Широким потоком влились в оперетту песни, в том числе «Песня о встречном». Все персонажи характеризовались песенными мелодиями, сочиняя которые Шостакович обращался и к опыту И. Дунаевского. Искусно чередовались куплеты, пантомима, танцы.
На премьеру, вызвавшую большой интерес, имевшую успех (состоялась 24 января 1958 года. — Л.Г.), пришёл Леонид Утёсов: с радостью и волнением встретился с ним Шостакович, вспоминая давнишнюю общую работу над спектаклем мюзик-холла «Условно убитый» на заре развития лёгкого жанра в советской музыке» (С. Хентова. «Шостакович в Москве»).
«Отклики на оперетту «Москва, Черёмушки» вышли за грань оценки спектакля, музыки. На обсуждении в Союзе композиторов высказывались соображения о путях советской оперетты. Пример Шостаковича воодушевлял молодых авторов, учил их отношению, подходу к жанру. (…) Оперетта «Москва, Черёмушки» была поставлена многими театрами страны — в Одессе, Свердловске, Магадане, за рубежом — в Братиславе, Праге, Ростоке, Загребе. В 1962 году режиссёр Герберт Раппапорт снял кинофильм «Черёмушки» с участием известных актёров: В.В. Меркурьева, Р.Б. Зелёной, О.Л. Заботкиной. Е.П. Леонова, Г.Л. Бортникова, С.Н. Филиппова, М.И. Пуговкина. (…) Старейший мастер оперетты Николай Янет назвал экранизацию «большим праздником не только работников кино, но и артистов оперетты, гордых тем, что в этот жанр пришёл Шостакович» (С. Хентова. «Шостакович. Жизнь и творчество»).
Среди адресатов «болшевских писем» Дмитрия Шостаковича были родные и коллеги — музыканты и композиторы. 10 апреля 1957 года он направил письмо скрипачу Давиду Ойстраху с просьбой никому его не показывать: «Верю, что эту просьбу Вы выполните и поэтому пишу». Шостакович, к своему великому удивлению и огорчению, сообщил Ойстраху, что его кандидатура «не прошла» на Ленинскую премию, несмотря на все усилия композитора, и закончил письмо ободряющими словами: «Знайте, дорогой Додик, что лучшие музыканты всего мира, весь наш народ и все народы мира присудили Вам все премии. Признание, которого Вы удостоились, должно быть Вам дороже всего».
Тремя днями раньше, 7 апреля 1957 года, Дмитрий Дмитриевич написал из Болшева поздравление композитору Эдисону Денисову: «Дорогой Эдик. Горячо поздравляю Вас с днём рождения. Желаю Вам быть всегда здоровым и счастливым. Ужасно грущу, что не попраздновал вместе с Вами этот торжественный день. Жму Вашу руку. Д. Шостакович».
Композитор и музыковед Эдисон Васильевич Денисов (1929 — 1996) признавался, что Шостакович в его жизни сыграл огромную роль. Они много общались и, по словам Денисова, «были довольно близкими людьми. Во всяком случае, когда мы встречались за столом и выпили, как говорится, не одну с ним бутылку водки, он многое говорил из того, что в других условиях я бы, наверное, и не услышал от него. Особенно часто наши встречи происходили в Болшеве на его даче. Он очень часто приглашал меня к себе, писал часто мне письма…» (интересно, сохранились ли они? — Л.Г.).
С любовью относясь к Шостаковичу, Эдисон Васильевич не скрывал, что были моменты, когда он на него обижался и не мог, например, понять, «почему он подписал общее письмо за изгнание Солженицына, почему он оказался на поводу у человеческой слабости; почему он подписывал некоторые статьи…» Ответы на эти «почему?» можно найти в воспоминаниях самого Эдисона Денисова. Дмитрий Дмитриевич взял его с собой на какой-то пленум в Свердловск и там заболел. «Я с ним просидел целую ночь, — вспоминал Денисов. — И он мне рассказал массу эпизодов из своей жизни. И как лейтмотив каждые пятнадцать минут повторял одну и ту же фразу: «Эдик, когда я оглядываюсь на свою прошедшую жизнь, то вижу, что всю жизнь я был трусом». И в жизни, конечно, так оно и было. В жизни, но не в музыке! (…) А Шостаковича я всегда любил и люблю сейчас. Во всём остальном это был очень хороший и добрый человек. Но его замучили. Буквально замучили. Он всегда был просто большим, хорошим и очень непосредственным композитором. И говорил он своей музыкой то, что боялся сказать словами».
«Мы почти безвыездно живём на даче, — писал композитор из Болшева 6 августа 1958 года дочери Галине. — Хочу теперь постоянно жить на даче (на наш взгляд, это желание не нуждается в комментарии. — Л.Г.). В Москве я почти не спал. Излишний шум мешает и раздражает. Скоро уже вам надо быть в Москве. Максиму 26-го надо быть в консерватории. Подумала ли ты, как тебе развлекаться и отдыхать от твоих занятий. (…) Вообще надо пользоваться свободным временем и проводить это время вне города. В общем, ты растёшь и взрослеешь. Была маленькой, теперь становишься большой. Время идёт. А любовь в жизни — это самое главное. И кроме того, это дело очень серьёзное и ответственное. Тут всегда должно быть гармоничное сочетание чувства и рассудка. Мне очень хочется, чтобы твоя жизнь сложилась хорошо, чтобы ты всегда была здорова и счастлива.
Крепко тебя целую. Папа.
Поцелуй Максимку и передай привет ребятам. Не води машину, а то попадёшься Мильтону, неприятностей не оберёшься. Ни в коем случае не пейте водку. Это я запрещаю категорически. Сообщите, как дела и вообще жизнь. Папа».
Из эпистолярного наследия Дмитрия Шостаковича наибольшее количество «болшевских писем» (по крайней мере, опубликованных) сохранилось в архиве Исаака Давыдовича Гликмана (1911 — 2003) — литературоведа, театроведа, либреттиста, сценариста, преподавателя Санкт-Петербургской консерватории, профессора.
В 1993 году увидела свет книга «Письма к другу: Дмитрий Шостакович — Исааку Гликману» (М.: DSCH, СПб.: Композитор, 1993). Их дружба длилась свыше четырёх десятилетий, и её прервала лишь смерть композитора. За эти годы профессор Гликман получил от Дмитрия Дмитриевича около 300 писем. Девять из них великий композитор отправил другу из подмосковного Болшева. Написаны они в период с весны 1955 года по зиму 1959 года. Публикация ранее неведомых даже биографам писем Дмитрия Шостаковича позволила широкому кругу читателей прикоснуться к его духовному миру, узнать, какими делами и заботами была проникнута жизнь композитора, в том числе и во время пребывания на даче в Болшеве.
Первое из опубликованных «болшевских писем» написано Шостаковичем 21 марта 1955 года, как явствует из комментария Гликмана, на бланке Конгресса борцов за мир, состоявшегося в Вене, на котором присутствовал композитор. В самом начале письма он сообщает: «По приезде в Москву (из Ленинграда, где он показывал в Малом оперном театре новую музыкальную редакцию «Леди Макбет». — Л.Г.) я сразу отправился на дачу в Болшево. Изучаю клавир «Леди Макбет» и прежде всего пришёл к мысли о желательности изменения текста в начале второй картины (стр. 42 — 55). Правда, в общем звучании здесь нельзя разъединить ни одного слова, но на глаз — очень неприятно. Может быть, главное внимание надо обратить на текст Аксиньи, т.к. это единственный женский голос в этом ансамбле, да ещё на высоких нотах».
Далее композитор делился соображениями о внесении изменений в текст, направленных на его совершенствование, и просил друга позвонить Донияху (главному дирижёру Малого оперного театра, который должен был дирижировать оперой «Леди Макбет». — Л.Г.) и «сказать ему, чтобы в партитуру был внесён текст изданного клавира. Перед изданием многое было кое-как исправлено мной. Те изменения, о которых я тебе сейчас написал, мне кажется, абсолютно необходимы, но вообще просмотри весь текст критическим взором. И если ты найдёшь нужным ещё что-либо исправить, то исправляй».
В комментарии к этому письму Исаак Гликман пишет: «В течение нескольких лет Дмитрий Дмитриевич эпизодически проживал в Болшеве под Москвой, на даче, подаренной ему государством (запомним. — Л.Г.). То был небольшой кирпичный дом, расположенный на голом крохотном участке. (Я там несколько раз был.) Впоследствии он отказался от этого дара и приобрёл дачу в Жуковке, хотя покупка эта была сопряжена с большими финансовыми трудностями».
Следующее небольшое письмо из Болшева Шостакович написал Гликману 16 ноября 1955 года. Вот основное его содержание: «Сообщаю тебе новый номер телефона на даче в Болшеве, куда я выехал на 3 — 4 дня. И 1-15-10, добавочный 93. Это на всякий случай». Исаак Давыдович так прокомментировал сообщение друга: «Шостакович не любил свою дачу в Болшеве (а дочь композитора Галина утверждала, что «отец это место полюбил». См. выше. — Л.Г.). Она была расположена в скверном месте на крохотном, голом участке, поэтому он приезжал туда от случая к случаю. Сообщая мне переменившийся номер телефона на даче, куда Шостакович выехал лишь на несколько дней, он выказал присущую ему предупредительность».
Допустим, что композитор «не любил свою дачу в Болшеве» (другу виднее), но, по словам того же Гликмана, «в течение нескольких лет Дмитрий Дмитриевич эпизодически проживал в Болшеве». Вряд ли дача была столь нелюбима, если Шостакович хоть и эпизодически проживал на ней в течение нескольких лет: не тот характер у композитора.
28 января 1956 года Шостакович написал в Болшеве письмо Гликману сразу после телефонного разговора с ним. Речь в письме шла о судьбе оперы «Леди Макбет». Для того чтобы поставить её, требовалось разрешение свыше. Для этой цели директор Ленинградского Малого оперного театра Борис Загурский настойчиво просил Шостаковича лично обратиться к первому заместителю председателя Совета министров СССР Вячеславу Михайловичу Молотову. «Я выполнил просьбу Б.И. Загурского, — писал композитор, — и имел беседу с В.М. Молотовым, который повторил своё указание о прослушивании авторитетной комиссией «Леди Макбет». Завершает письмо Шостакович словами: «Если комиссия соберётся слушать «Леди Макбет», то я очень прошу тебя приехать. И не для защиты оперы, а просто так, в качестве дружеской руки».
В письме из Болшева от 13 сентября 1956 года Шостакович признавался Гликману: «Очень без тебя скучаю. Напиши мне, как идёт твоя жизнь, как твоё здоровье и как выколачиваешь на хлеб».
«Дома у меня, — продолжал композитор, — проводится ремонт. Пока сломлен мой письменный стол и два книжных шкафа. Но зато необычайно роскошно выглядят стены и потолки. Спать нельзя. Поэтому мы выехали в Болшево. А здесь тоже ситуация не вполне подходящая. Холодно, а дров уже нет. Хочется пить, а за водой ходить надо за тридевять земель. (Гликман замечает, что Шостакович более или менее безропотно сносил бытовые неудобства и тяготы. — Л.Г.)
Закончил я 6-й квартет и этим opusом доволен. Пока ещё мне не удалось познакомить с ним музыкальную общественность. 24/IX будет проходить юбилейное мероприятие» (по случаю 50-летия композитора. — Л.Г.). В заключение Шостакович сообщал, что в Ленинграде 7 октября на его авторском вечере будет исполнен 6-й квартет.
27 декабря 1956 года Шостакович направил из Болшева Исааку Давыдовичу и его супруге поздравление с Новым годом и пожелание, чтобы «Новый год принёс Вам много счастья».
«Старый год, — продолжал он дальше, — у нас кончается плохо. До сих пор болен Максим (сын композитора. — Л.Г.). Он перенёс корь в очень тяжёлой форме. Не поправился и сейчас. Я выехал на 3 — 4 дня в Болшево. Очень устал. Хочу немного отдохнуть».
«По возвращении из Болгарии, — писал Дмитрий Дмитриевич Гликману из Болшева 2 февраля 1958 года, — звонил тебе, но не застал тебя. Вернее: телефон не ответил. Поздравляю тебя с прошедшим днём рождения. Будь всегда здоров и счастлив. После поездки я очень устал. Уехал на два дня в Болшево. Если тебе попадётся роман Леонгарда Франка «Ученики Иисуса» (издательство «Иностранная литература». Москва, 1957), прочти его. По-моему, это очень хорошая книга».
Шостакович, отмечает Гликман, прекрасно знал произведения русских и зарубежных классиков, следил за новинками современной литературы и неоднократно рекомендовал ему книги различных авторов. По словам Гликмана, указанный роман «Ученики Иисуса» он прочёл с захватывающим интересом.
Летом 1958 года Шостаковичу вскоре после возвращения из Италии и Франции пришлось лететь в Англию, о чём он 22 июня извещал Гликмана письмом из Болшева: «Завтра отправляюсь в Лондон, а затем в Оксфорд, где будет происходить церемония присуждения мне степени доктора. Церемония будет происходить 25 июня. А 27 июня отправляюсь домой. Полечу на этот раз один, т.к. Маргарита (Кайнова — вторая жена Шостаковича. — Л.Г.) занята экзаменами. Напиши мне, какие у тебя планы на лето. У нас дело обстоит так: Галя (дочь композитора. — Л.Г.) до августа уезжает на практику в Рыбинск. Остальные, плюс сестра Маруся поедут в Рузу. В Комарово в этом году не поедем».
В письме от 2 февраля 1959 года, написанном в Болшеве, композитор обратился к Гликману с просьбой помочь ему в написании нескольких страниц текста по случаю предстоящего 100-летия Ленинградской консерватории и изложил тезисы, один из которых таков: «Я — студент консерватории, получивший вместе с другими студентами солидное музыкальное образование. Упомянуть Л.В. Николаева, М.О. Штейнберга, А.К. Глазунова». Сообразуясь с тезисами, которые Шостакович сформулировал в письме, Исаак Давыдович выполнил его просьбу.
В 1960 году Дмитрий Дмитриевич вновь писал Гликману с дачи, но уже не с болшевской. Исаак Давыдович так комментирует эту перемену: «Шостакович вернул подаренную ему государственную дачу в Болшеве, малопригодную для отдыха и работы, и купил в рассрочку хорошую дачу в Жуковке — живописном месте под Москвой».
Гликману вторит дочь композитора Галина: «И вот в шестидесятом году ему (Шостаковичу. — Л.Г.) предложили купить дачу в Жуковке, в посёлке, где жили советские академики. Тут надобно отдать должное щепетильности моего отца. Вместо того, чтобы продать подаренную ему Сталиным дачу в Болшеве (напомним, Максим Шостакович говорил, что она предоставлена распоряжением советского правительства. А его сестра стоит на своём: дачу подарил Сталин. — Л.Г.), он вернул её государству. При том, что за новый дом надо было выложить — и немедленно — весьма значительную сумму».
На наш взгляд, важно уточнить принадлежность болшевской дачи. Если она государственная, то соответственно и принадлежала государству. Допустим, оно подарило дачу композитору. Как принято поступать с подарком? Его можно передарить или продать. Но возвращать подарок дарителю да ещё после многолетнего использования, согласитесь, нелогично и… неприлично. Наверное, дача была предоставлена композитору в пожизненное пользование, но коль скоро он с неё съехал, то она подлежала возврату государству. Если же дача принадлежала композитору на правах собственности, то безвозмездное возвращение её государству — поступок благородный.
Как бы то ни было, Дмитрий Дмитриевич Шостакович, приобретя дачу в Жуковке, в академическом городке, где были лучшие условия, позволявшие жить и работать круглый год, оставил Болшево. Так завершился болшевский период жизни и творчества великого композитора.
Леонид ГОРОВОЙ,
Калининградская правда 121 (17841 ), 25.10.2011